Выступающий за могилевский “Борисфен” легкий форвард Бенджамин-Павел Дуду — человек с интересной судьбой. Его мама белоруска, а отец — выходец из Ганы, и в детстве он прожил несколько лет в этой африканской стране.
Затем Дуду вернулся в родной Светлогорск, где и начал заниматься баскетболом. В юном возрасте на талантливого парня положили глаз “Химки”, и Бенджамин-Павел перебрался в Подмосковье. В России он в общей сложности прожил почти десять лет — помимо “Химок”, не без успеха выступал за московское “Динамо” и ярославский “Буревестник”.
Получив гражданство наших восточных соседей, играл и за российские сборные младших возрастов. Но в какой-то момент в карьере что-то пошло не так — и, дабы ее перезапустить, минувшим летом 26-летний Дуду вернулся в Беларусь. А на днях он ответил на вопросы корреспондента “ПБ”.
— Как к тебе обращаться?
— Просто Бен — обычно все зовут меня именно так. Пашей — очень редко, разве что бабушка. Вообще имя Бенджамин от отца, его звали так же. А Павлом назвала мама, в честь деда.
— Где познакомились твои родители?
— Папа приехал сюда еще во времена СССР. Учился по обмену в мединституте в Витебске. Там он встретил маму, они поженились и вскоре после моего рождения переехали в Гану. Прожили лет пять в городе Кумаси, там появилась на свет моя сестра. А потом родители развелись — отец остался дома, а мы вернулись в Беларусь.
— Что-то помнишь из жизни в Гане?
— Очень мало. С трех лет ходил в школу. Запомнилось, что воду там продавали в целлофановых пакетиках — бутылок не было, мама рассказывала, что с пластиком проблемы. Когда мы вернулись в Беларусь, мне было всего шесть…
— Здесь ты кажешься темнокожим — а в Африке наоборот?
— Ха, верно. Мама говорила, что в школе меня все называли “белым”. Я был действительно намного светлее остальных ребят.
— Трудно было потом адаптироваться в Светлогорске?
— Первое время, да. Не мог сразу пойти в школу, поскольку вообще не знал русского. Говорил только на английском. Но буквально за год выучил язык — все вокруг старались общаться со мной только на нем. На самом деле теперь уже подзабыл “инглиш”. На баскетбольную тему говорю свободно, а в жизни тяжеловато. Когда в команде есть иностранцы, то вспоминаешь. А если нет практики, то труднее. В принципе все понимаю, но сказать что-то бывает сложно.
— В Гане ты впоследствии бывал?
— Нет. Родственники приглашали, но у меня не было времени. Когда играл в России, то отпуск проводил в Беларуси. Сестра, кстати, ездила к родне, только не в Африку, а в Англию. Они живут под Лондоном. У отца было вроде бы четыре брата и три сестры — некоторые остались в Гане, но многие уехали в Британию, Америку, еще куда-то. Стараюсь общаться с ними через соцсети, так что немного поддерживаю контакт. А сам отец умер лет девять-десять назад. Он был главврачом центральной больницы Кумаси. Зарубежное образование в Африке ценится.
— Мама сейчас где?
— В Светлогорске. Сестра в Минске — училась и осталась там жить. Ее зовут Оля, хотя у нее тоже есть второе имя — Наа-Асаребия.
— Маме твоей в Африке нравилось?
— В принципе да. Только жарко, и еще она рассказывала, что там были проблемы с мясом. Оно в дефиците, потому что в таком климате быстро портится, не хранится. А так, по словам мамы, там хорошо. Тропические болезни вроде малярии к нам не цеплялись.
— Школу ты заканчивал в Светлогорске?
— Нет. Там отучился до седьмого класса, а затем отправился в Россию, в Химки. Получается, уехал в четырнадцать лет.
— У Светлогорска репутация города непростого — наркоманы, СПИД. Не без оснований?
— Ха-ха! Если честно, особо не замечал. Может, как раз потому, что рано уехал. А сейчас бываю там редко, поэтому ничего сказать не могу.
— Цвет кожи доставляет тебе проблем?
— Случается, люди могут что-нибудь ляпнуть. Но я даже не обращаю внимания — просто прохожу мимо. Отношусь к этому спокойно, подхожу с умом. В драку не лезу. Бывают люди, которые плохо воспитаны. Они есть везде, хотя в Беларуси, наверное, их мало — больше в России. Кстати, когда я рос в Светлогорске, других чернокожих, кроме нас с сестрой, там вроде и не было. А сейчас, говорят, видели в городе темненьких деток.
— Как ты пришел в баскетбол?
— В школе мы плохо сдавали нормативы, и учительница по “физре” сказала, что никому не поставит пятерки, если не будем заниматься спортом. Она отвела нас всех в ДЮСШ — там было плавание, борьба, бокс, футбол, но мне больше всего понравился баскетбол. Вначале ходил нерегулярно, пропускал, однако затем втянулся. Меня стали подключать к старшим ребятам — 1988, 1989 годов рождения. Ездил с ними по чемпионатам Беларуси. В общем, влез в баскетбол — и до сих пор не могу вылезти.
— А так кем мог бы стать?
— Не знаю. Мама говорила, что в детстве очень любил хоккей и хотел им заниматься. Но в то время ближайшие катки находились в Гомеле и Жлобине. Да и дорогой это вид спорта. А вообще до того, как уехал в Россию, я хорошо учился в школе. Четверки были только по белорусскому языку и литературе, по всем остальным предметам пятерки. Но в России уклон уже был в сторону баскетбола. Учеба отошла даже не на второй, а на третий план. Много выездов, сборов — в школе мы появлялись редко.
— 14-летнему подростку приходилось сложно без родных?
— Первое время — да. Нужно было решать все самому. Поначалу меня подселили к парню, который жил с мамой. На второй год мы с ребятами снимали квартиру. Потом пару лет провели в общежитии училища олимпийского резерва в Химках. Там проще — все вместе, нас кормили, школа рядом. Общажное время — самое веселое. Когда чуть повзрослели и стали жить на квартирах по отдельности, уже было не так.
— Расскажешь какую-нибудь историю?
— Ха, все веселое — запретное. Это не для широкой публики. Помню, могли сбежать из общежития жарить шашлыки. Возвращались ближе к ночи — а нас уже ждали, дисциплина-то строгая. Сразу же докладывали тренеру, и тот уже придумывал, как наказать нас на площадке. Заставлял бегать, отжиматься и так далее. Вроде и наказание, а с пользой.
— Потом ты ведь жил и в самой Москве?
— Да, когда перешел в “Динамо”. Тяжелое было время. А потом получил травму колена, полгода лечился и жил в это время по старой памяти в Химках. Ходил в тренажерный, на процедуры и так далее. А Москва — все-таки не мой город. Запланируешь куда-то выбраться, так час-полтора уходит только на дорогу. Если пробки, то и два. Грубо говоря, захочешь выбраться в кино — полдня убьешь на то, чтобы доехать туда-обратно. А в Могилеве за десять-пятнадцать минут можно добраться до любого конца города. Мы тут живем рядом с залом, до центра недалеко. На такси быстро доезжаем — в кафе или просто погулять.
— Ты по характеру спокойный?
— Да. Из-за этого даже возникали проблемы. Многие тренеры видели в моем спокойствии безразличие — мол, нет спортивной злости и агрессии. Но я такой человек, что все держу в себе. Стараюсь не показывать эмоции. Если уж на площадке их выражаю — значит, довели до кипения.
— В общем, по натуре ты больше белорус, чем ганец.
— Наверное, если можно так сказать. В Африке люди активные, а я такой весь из себя спокойный. На африканца похож если только чуть-чуть кожей.
— Период в московском “Динамо” ты назвал сложным. Но команда же выступала успешно.
— Коллектив у нас собрался сильный. В начале сезона, правда, шли в конце таблицы — на 12-м или 13-м месте. Попадание в плей-офф оказалось под вопросом, а в итоге так прибавили, что “регулярку” закончили на втором месте, а по итогам плей-офф стали третьими, да еще и пробились в финал Кубка России. Но у клуба возникли финансовые проблемы, да и коуч по ходу сезона поменялся. Беспокойное время.
— Ты проводил на площадке много времени?
— В первые полгода — да. Но затем у меня случился конфликт с тренером Соловьевым. Но буквально сразу после этого его место занял эстонец, забыл фамилию. У него свое видение игры — если при Соловьеве постоянно играли десять-одиннадцать человек, то при новом коуче всего семь-восемь, а остальные лишь подключались время от времени. Я в основную обойму не попал. Хотел уйти, но трансферное окно уже закрылось. Чтобы не терять форму, выступал за дубль “Динамо” в молодежной лиге.
— У тебя ведь есть и российский паспорт?
— Да, баскетбольное гражданство получил еще в 15 лет. В составе сборной России ездил на чемпионаты Европы в 16 и 18 лет. А в 20 уже не попал — меня отсеяли перед самым турниром. Оказался тринадцатым лишним, поехал Денис Пастухов, который сейчас играет вместе со мной за “Борисфен”.
— Между россиянами и белорусами чувствуется разница?
— Здесь более доброжелательные люди. В России, по крайней мере в Москве, очень много национальностей. Все со своими характерами. В Беларуси народ более спокойный.
— Правда, что ты хотел попасть на драфт НБА?
— Нет. Наверное, никогда даже не думал об этом.
— В целом доволен, как складывается карьера?
— Последние три года выпали. Какие-то они получились скомканные, ушли в минус. Была травма, не играл, переходил из клуба в клуб и нигде не мог задержаться. Можно сказать, сделал шаг назад. Но сейчас в Могилеве у меня много игровой практики, вернулась уверенность. В общем, прихожу в себя.
— Как ты оказался в “Борисфене”?
— Летом мне позвонил уже упоминавшийся Денис Пастухов, мы с ним давно дружим. Вместе играли в России, да и в Беларуси пересекались. Он сказал, что в Могилеве хотят построить новую команду. Я и согласился. Нормально, мне здесь нравится. Коллектив хороший, дружелюбный. И такие спокойные города мне по душе. Я сам со Светлогорска, и когда приезжал туда из России, то отдыхал душой — никакой суеты. Могилев в принципе такой же, только чуть больше.
— Летом хочешь опять уехать в Россию?
— Не знаю. Смотря что будет в Могилеве. Если команда продолжит развиваться, заявится не только в чемпионат Беларуси, а куда-то еще, то я бы и остался. Мне здесь доверяют, с тренером сложились хорошие отношения.
— Семьей ты уже обзавелся?
— Ой, нет. Куда? Рано еще, пока не тороплюсь. Это же переход на другой уровень жизни. Надо думать не только о себе, но и о жене. А если еще и дети пойдут — вообще тройная ответственность.
— Твоя экзотическая внешность привлекает девушек?
— Ха! Некоторых, наоборот, отпугивает. Может, им это все непривычно. Так-то общаюсь с прекрасным полом, но ничего серьезного…
Текст: Сергей Николаев, Прессбол.
